Сказки, рассказы

Михаил Зощенко. Баня

Говорят, граждане, в Америке бани отличные.


Туда, например, гражданин придет, скинет белье в особый ящик и пойдет себе мыться. Беспокоиться даже не будет — мол, кража или пропажа, номерка даже не возьмет.


Ну, может, иной беспокойный американец и скажет банщику:


— Гуд бай,— дескать,— присмотри.


Только и всего.


Помоется этот американец, назад придет, а ему чистое белье подают — стираное и глаженое. Портянки небось белее снега. Подштанники зашиты, залатаны. Житьишко!


А у нас бани тоже ничего. Но хуже. Хотя тоже мыться можно.


У нас только с номерками беда. Прошлую субботу я пошел в баню (не ехать же, думаю, в Америку),— дают два номерка. Один за белье, другой за пальто с шапкой.


А голому человеку куда номерки деть? Прямо сказать — некуда. Карманов нету. Кругом — живот да ноги. Грех один с номерками. К бороде не привяжешь.


Ну, привязал я к ногам по номерку, чтоб не враз потерять. Вошел в баню.


Номерки теперича по ногам хлопают. Ходить скучно. А ходить надо. Потому шайку надо. Без шайки какое же мытье? Грех один.


Ищу шайку. Гляжу, один гражданин в трех шайках моется. В одной стоит, в другой башку мылит, а третью левой рукой придерживает, чтоб не сперли.


Потянул я третью шайку, хотел, между прочим, ее себе взять, а гражданин не выпущает.


— Ты что ж это,— говорит,— чужие шайки воруешь? Как ляпну,— говорит,— тебе шайкой меж глаз — не зарадуешься.


Я говорю:


— Не царский,— говорю,— режим шайками ляпать. Эгоизм,— говорю,— какой. Надо же,— говорю,— и другим помыться. Не в театре,— говорю.


А он задом повернулся и моется.


«Не стоять же,— думаю,— над его душой. Теперича,— думаю,— он нарочно три дня будет мыться».


Пошел дальше.


Через час гляжу, какой-то дядя зазевался, выпустил из рук шайку. За мылом нагнулся или замечтался — не знаю. А только тую шайку я взял себе.


Теперича и шайка есть, а сесть негде. А стоя мыться — какое же мытье? Грех один.


Хорошо. Стою стоя, держу шайку в руке, моюсь.


А кругом-то, батюшки-светы, стирка самосильно идет.

Один штаны моет, другой подштанники трет, третий еще что-то крутит. Только, скажем, вымылся — опять грязный. Брызжут, дьяволы. И шум такой стоит от стирки — мыться неохота. Не слышишь, куда мыло трешь. Грех один.


«Ну их,— думаю,— в болото. Дома домоюсь».


Иду в предбанник. Выдают на номер белье. Гляжу — все мое, штаны не мои.


— Граждане,— говорю.— На моих тут дырка была. А на этих эвон где.


А банщик говорит:


— Мы,— говорит,— за дырками не приставлены. Не в театре,— говорит.


Хорошо. Надеваю эти штаны, иду за пальто. Пальто не выдают — номерок требуют. А номерок на ноге забытый. Раздеваться надо. Снял штаны, ищу номерок — нету номерка. Веревка тут, на ноге, а бумажки нет. Смылась бумажка.


Подаю банщику веревку — не хочет.


— По веревке,— говорит,— не выдаю. Это,— говорит,— каждый гражданин настрижет веревок — польт не напасешься. Обожди,— говорит,— когда публика разойдется — выдам, какое останется.


Я говорю:


— Братишечка, а вдруг да дрянь останется? Не в театре же,— говорю. Выдай,— говорю,— по приметам. Один,— говорю,— карман рваный, другого нету. Что касаемо пуговиц, то,— говорю,— верхняя есть, нижних же не предвидится.
Все-таки выдал. И веревки не взял.


Оделся я, вышел на улицу. Вдруг вспомнил: мыло забыл.


Вернулся снова. В пальто не впущают.


— Раздевайтесь,— говорят.


Я говорю:


— Я, граждане, не могу в третий раз раздеваться. Не в театре,— говорю. Выдайте тогда хоть стоимость мыла.


Не дают.


Не дают — не надо. Пошел без мыла.


Конечно, читатель может полюбопытствовать: какая, дескать, это баня? Где она? Адрес?


Какая баня? Обыкновенная. Которая в гривенник.