Марк Твен. Приключения Тома Сойера. Глава XIX
Том пришел домой в угрюмом настроении, и первые же слова, которыми встретила его тетка, показали ему, что здесь его горе не найдет сочувствия.
— Том, я готова с тебя шкуру спустить!
— Тетя, да что же я сделал?
— Довольно сделал. Я-то, старая дура, лечу к Сирине Гарпер, воображая, что она поверит всему этому вздору насчет сна, и вдруг, здравствуйте вам, оказывается, что она уже знает от Джо, как ты был здесь и подслушал наш разговор. Горько мне, что ты мог пустить меня к Сирине Гарпер и выставить меня такой дурой, не сказав ни слова.
Это была новая точка зрения на дело. До сих пор утренняя выдумка Тома казалась ему очень ловкой и остроумной шуткой. Теперь она выходила попросту низкой и дрянной. Он повесил голову, не зная, что ответить, наконец сказал:
— Тетя, мне жаль, что я это сделал, но я не подумал.
— Да, дитя, ты никогда не думаешь. Ты никогда не думаешь ни о чем, кроме своего удовольствия. Ты подумал о том, как пробраться сюда с острова Джэксона позабавиться нашей тревогой, ты подумал о том, как одурачить меня ложью, но ты никогда не подумаешь пожалеть нас и избавить от горя.
— Тетя, я вижу теперь, что поступил подло, но я не хотел поступить подло. И я совсем не для того приходил в тот вечер, чтобы позабавиться.
— Так для чего же?
— Я хотел дать вам знать, чтобы вы не беспокоились, так как мы не утонули.
— Том, Том, я была бы счастливейшим человеком на свете, если б могла поверить, что у тебя была такая хорошая цель, — но ведь ее не было, и я это знаю.
— Была, тетя, правда-правда, была. Не сойти мне с этого места, если это не так!
— О, Том, не лги, не делай этого! От этого поступок только становится еще во сто раз хуже.
— Это не ложь, тетя, это правда. Я хотел, чтобы вы не горевали, затем и пришел.
— Я бы отдала все на свете, чтобы поверить этому, это загладило бы много грехов, Том. Я, пожалуй, была бы рада даже тому, что ты убежал и вел себя так дурно. Но это нелепо, почему же, в таком случае, ты не дал мне знать о себе, дитя?
— Видите ли, тетя, когда вы говорили о похоронной службе, мне пришло в голову, что хорошо бы было прийти и спрятаться в церкви, и я никак не мог отказаться от этой шутки. Поэтому я спрятал кору в карман и ушел потихоньку.
— Какую кору?
— Кору, на которой я написал вам, что мы сделались пиратами. Мне жаль теперь, что вы не проснулись, когда я поцеловал вас, честное слово, жаль.
Строгое лицо тетки смягчилось, и внезапная нежность блеснула в ее глазах.
— Ты поцеловал меня, Том?
— Ну да, поцеловал.
— Наверно, Том?
— Ну да, тетя, наверно.
— Зачем же ты поцеловал меня, Том?
— Потому что я люблю вас, а вы лежали и стонали, и мне было так жалко.
Слова эти звучало правдиво. Старушка сказала дрогнувшись голосом:
— Поцелуй меня еще раз, Том! И ступай в школу, и не приставай ко мне больше.
Как только он ушел, она побежала в чулан и достала истрепанную куртку, которую Том носил в бытность пиратом. Она взяла ее, но вдруг приостановилась и сказала самой себе:
— Нет, не смею. Бедный мальчик, я уверена, что он солгал, — но это была благая, благая ложь, в ней столько утешительного. Я надеюсь, что Господь, — я знаю, что Господь простит ему, ведь он солгал от доброго сердца. Но я не хочу удостоверяться в том, что он солгал. Не стану смотреть.
Она снова повесила куртку и с минуту простояла в нерешительности. Дважды она протягивала руку и отнимала.
Наконец решилась и на этот раз подкрепила себя таким размышлением: "Это ложь с доброй целью, с доброй целью, и я не буду огорчаться". Она отыскала карман и минуту спустя читала записку Тома на коре, заливаясь слезами и приговаривая:
— Я готова простить теперь мальчику миллион грехов.
18.07.2023